Результаты исследований обучающихся в проекте Лирика Михаила Юрьевича Лермонтова
Содержание
Авторы и участники проекта
Тема исследования группы
Этапы творческий путь М. Ю. Лермонтова.
Проблемный вопрос (вопрос для исследования)
На какие этапы можно разделить творческий путь М. Ю. Лермонтова?
Гипотеза исследования
Мы считаем, что творчество М. Ю. Лермонтова можно разделить на три этапа.
Цели исследования
1)познакомиться с лирикой М. Ю. Лермонтова;
2)выявить особенности художественного мира М. Ю. Лермонтова;
3)выделить этапы жизни и творчества М. Ю. Лермонтова.
Результаты проведённого исследования
Михаил Юрьевич Лермонтов – крупнейший поэт послепушкинского периода, открыватель новых путей в русской поэзии и прозе.
Творчество Лермонтова приходится на 1830-е годы, и оно весьма полно отразило новый этап эволюции общественного сознания.
Исследователи / В.В. Афанасьев, С.Н. Ермоленко, Н.И. Якушин и др./ выделяют три периода творческого развития М. Лермонтова
1) юношеский (1828-1831);
2) переходный (1832-1836);
3) зрелый (1837-1841).
Характерной чертой ранней лермонтовской лирики в целом является неразрывная связь, взаимопроникновение самых интимных мотивов и мотивов общественных, вселенских. Характерная особенность лирического “я” у Лермонтова – сочетание условности, чрезмерного использования поэтических штампов и автобиографических деталей, что неоднократно подчеркивалась учеными-лермонтоведами.
В переходный период за четыре года Лермонтовым было написано сравнительно немного лирических стихотворений: они уступили место эпическим жанрам, а также драматургии. В поэзии Лермонтова звучат мотивы душевного непокоя, страстной жажды перемен, движения, новых впечатлений. Образы бурного моря, грозы, мятежного паруса созданы во многих стихотворениях 1832 г. Это не только отголоски романтической традиции Байрона - в них выразился лермонтовский порыв к действию, к преображению своей человеческой и творческой судьбы. Антитеза мятежа и покоя, свободы и неволи определяют смысл стихотворений "Парус", "Я жить хочу! Хочу печали...", "Моряк" (1832).
Многие стихотворения, написанные в начале зрелого периода, такие, как “Я не хочу, чтоб свет узнал…”, “Гляжу на будущность с боязнью…” и некоторые другие, по исповедальному тону, стилистике еще тесно связаны с ранней лирикой. Однако постепенно происходит перестройка лирической системы, что и станет предметом рассмотрения в настоящей статье.
Изменения в лермонтовском методе проявятся, прежде всего, в сознательном отказе от “бессвязного и оглушающего” языка романтических страстей (“Из альбома С.Н.Карамзиной”, “Журналист, читатель и писатель”, “Не верь себе”). Лирическая тема развивается в 1837-1841 годы без импульсивного “набегания” эмоционально-интеллектуального потока:
О чем писать? Восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
Взывали с тайною мольбою
К N. N., неведомой красе, -
И страшно надоели все / 3, 189/.
Коснулось изменение и романтической антитезы “поэт” - “толпа”. Теперь “толпа” уже не враждебный “поэту” монолит, нечто, определяемое только отрицательно (тупая, бесчувственная, непонимающая), теперь она состоит из живых, разных страдающих, как и поэт, людей:
А между тем из них едва ли есть один,
Тяжелой пыткой не измятый,
До преждевременных добравшийся морщин
Без преступленья иль утраты!.. /3,177/
Лермонтов видит теперь в разрыве поэта с народом симптом исторического кризиса искусства:
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье? /3, 178/
Лирический герой ранней лирики Лермонтова отмечается чертами гиперболизма: отсутствием полутонов, максимолизмом, сверхчеловеческими деяниями. Деятельный, гордый герой не приемлет покоя. Герой лирики зрелого периода утрачивает эти черты. Не роковая исключительность, не тиранизм страстей отличают его от других людей, но духовная трезвость, философская зоркость. Тем не менее, утрачивая черты демонизма, становясь проще, лирический герой не утрачивает ни воли, ни стойкости, ни желаний.
Прежде всего претерпевают заметную эволюцию мотивы “изгнанничества”, “одиночества”, ни то, ни другое не является теперь признаком исключительности героя. Изгнанничество, как и странничество, не может принести ничего, кроме “холода, зноя и горя” (“Листок”). Порой оно подвергается иронии: “Наш век смешон и жалок, - все пиши // Ему про казни, цепи да изгнанья” (“Сашка”). Изгнание – не вершинная точка в судьбе героя, а лишь частный, хотя и очень важный эпизод.
Конкретизируется и образ “гонителей”; гонения зачастую приобретают отчетливо социальную мотивировку:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ … /3, 213/
А вы, надменные потомки … /158/
Иначе обстоит дело в стихотворении “Тучи”. Здесь не только традиционно романтические (зависть, злоба, клевета) мотивировки не находят прежнего отклика в душе героя; не дается вообще никакой мотивировки. Изгнанничество, странничество – своеобразный способ существования души, оцениваемый неоднозначно:
Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания /3, 199/.
Одиночество, не будучи теперь признаком исключительности, по-прежнему является выражением подлинно трагического:
…Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне /214/.
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды… /185/.
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах /192/.
Можно отметить и явное ослабление мотивов “обмана” и “мщения”, что было связано с отказом лирического героя от прежних романтических притязаний, от тяжбы с законами мироздания. Мстительное чувство также угасает, Лермонтов склоняется теперь к признанию простых истин жизни. В строе чувств поэта преобладает метафизическая грусть, чувство прощения и прощания с миром (“Ребенку”, “Утес”, “Валерик”). Отметим также, что если раньше одной из сил, порождающих у лермонтовского героя желание мщения, являлась любовь (отвергнутая, обманутая), то в зрелой лирике любовь, даже отвергнутая или безнадежная, выступает как светлое, одухотворяющее начало (“Ребенку”, “Нет, не тебя так пылко я люблю”).
Трансформируется и мотив “покоя”. Для зрелого Лермонтова покой – не прекращение или угасание бытия, а состояние, связанное с чувством полноты жизни:
…Я б жалел навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь /3, 223/.
Сочувственную трактовку получают близкие к покою состояния отдыха, сна, тишины (“Из Гете”, “Спор”, “Утес”, “Дары Терека”, “Воздушный корабль”). Зрелый Лермонтов стремится не к противопоставлению “неба” и “земли”, а к их синтезу. “Небо” и “земля” выступают как взаимодополняющая гармоническая пара: И счастье я могу постигнуть на земле, // И в небесах я вижу Бога…; В небесах торжественно и чудно, // Спит земля в сиянье голубом. На фоне такого единства становится еще более ощутимой неприкаянность “лермонтовского человека” (“Листок”, “Выхожу один я на дорогу”). Смерть не имеет теперь таких космических масштабов, какие имела в ранней лирике, но предстает во всей беспощадной простоте:
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить! /3, 206/
Центральные в поэзии Лермонтова мотивы “свободы и воли” усложняются, подвергаются пересмотру, связанному с критикой индивидуализма. Лирический герой готов порой отказаться от безграничной свободы во имя приобщения к сверхсубъективной реальности:
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море /3, 222/.
В последние годы поэт пишет такие стихи, как “Соседка”, “Узник”, “Сосед”, где ситуация несвободы позволяет герою ощутить связь с другими людьми:
Разлучив, нас сдружила неволя,
Познакомила общая доля,
Породнило желанье одно
Да с двойною решеткой окно /3, 223/.
Однако и духовное и социальное рабство, пропитавшее общественную атмосферу, по-прежнему остается для Лермонтова неприемлемым (“Дума”, “Прощай, немытая Россия…”). Свобода и воля в поздней лирике поэта – высокие, но уже не абсолютные, а подточенные скептицизмом ценности.
Естественно, что изменения эмоционально-интеллектуальной атмосферы лермонтовской поэзии отразились и на системе лирических жанров. Появляются романсы (“Свидание” и др.), любовные послания (“Валерик”). Лермонтов пишет баллады, в которых ослаблено сюжетно начало (“Дары Терека”, “Тамара”, “Морская царевна”), и элегии, в которые вводит элементы повествования. В стихотворениях, рождающихся из такого скрещения жанров, объединяющим началом является непосредственная лирическая эмоция. Для зрелой лирики поэта характерна легкость, с которой поэт переходит (внутри одного стихотворения) от декламационной патетики к разговорному языку, от задушевной мягкости к обличительному сарказму (“Cмерть поэта”).
Вместо открытой метафоричности Лермонтов теперь предпочитает пользоваться средствами философского иносказания. Откровенность субъективно-лирической стихии сменяется введением объективных образов. Прямое выражение переживаний уступает место выразительным сценкам, где персонажи действуют самостоятельно, но вся картина в целом вырастает из лирической эмоции автора и воплощает ее (“Тучи”, “Утес”, “Листок”, “Пленный рыцарь”, “Завещание”, “Сон” и др.).
Анализ произведений зрелого периода творчества поэта позволяет заметить существенное изменение позиции лирического героя. Если прежде лирического героя характеризовала жизнестроительная направленность, нацеленность на героическое или демоническое деяние, стремление создавать не стихи, а судьбу, то теперь поэт творит для читателя и открывает для личности “возможность превратить свою поневоле “случайную”, несбывшуюся судьбу в социально и этически ответственную роль” /4, 260/. И.Родзянская, так говорит о двойственности лирического героя позднего Лермонтова: “От романтизма… вели два пути “реконструкции основ” и критически-трезвого “отречения”. Лермонтов вступил на первый из них в поздних вещах песенного круга, где лирический герой возводит свою личную сложность и трагедийность к неразложимой простоте вселенской нормы и народного мифотворческого сознания. И в лирике тех же лет он создает аналитическую поправку к нерассуждающей цельности песни, продолжая юношескую линию “познания”, т.е. той “поэзии мысли”, которая, избавившись от романтической грандиозности, возмужав и отрезвев, смыкается с “поэзией действительности”. Об этой готовности Лермонтова двигаться сразу в двух направлениях и свидетельствует “двойной” принцип построения лирического субъекта в стихах последних лет” /4, 262/.
Таким образом, основной круг тем, мотивов, образов сложился уже в ранних произведениях Лермонтова, а беспримерная сосредоточенность поэта на них в позднем творчестве вела не только к самоповторениям, но и к насыщению того, что было открыто, и, казалось бы, отработано, новым идейным и психологическим смыслом.
Важнейшей чертой лирики Лермонтова является не развитие по некой прямой линии, как развивался А.С. Пушкин, да и большинство предшественников и современников поэта. В творчестве Лермонтова обнаруживается особый, редкий тип развития – развития по спирали. Смысл движения Лермонтова-художника не в отмене того, что было выработано на предыдущем этапе, а в постоянном обращении к предыдущим темам, излюбленным мотивам, которые на новом этапе варьировались, обогащались и усложнялись, отражая стремительное развитие личности самого писателя, рост его художественного мастерства, углубление философского содержания творчества.
Вывод
Говоря о результатах исследования мы выяснили, что творчество М. Ю. Лермонтова делится на 3 периода.
1. С 1828 по 1832 годы Лермонтов очень увлекался романтическими стихами Байрона. Многие стихотворения этого периода – грустные, мрачные, в них он говорит о своих страданиях, о разочарованиях в жизни и в людях, скорбит о ничтожности мира и человека. Во всех этих чувствах была доля юношеской рисовки и следы влияния Байрона, который был “властителем дум” молодого поэта. Но Байрона Лермонтов не просто копирует. Он переводит его то предельно точно, то вольно, пишет подражания, сочиняет вариации. Байрон не только давал пищу романтическим мечтам юного Лермонтова, но и учил истинному языку страстей. Михаила Юрьевича привлекали герои английского поэта, гордые, независимые личности, жаждущие безграничной свободы, относящиеся с презрением ко всем окружающим, но вместе с тем страдающие от внутреннего разлада. На юного поэта начинают смотреть как на кандидата в “русские Байроны”. Но вскоре Лермонтов осознает свою индивидуальность и пишет стихотворение “Нет, я не Байрон, я другой…” (1832 год), которое завершает период увлечения творчеством поэтов-романтиков:
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник…
2. С 1833 по 1836 год продолжается второй период развития поэта. В это время Лермонтов мучительно ищет свой неповторимый путь, осознает предназначение поэта и его задачи, поэтому в этот период поэтом было написано очень немного стихотворений, большинство из которых не пользовались популярностью у читателей.
3. И с 1837 года до самой смерти поэта длится последний этап – его зрелость. Началом этого этапа можно считать стихотворение “Смерть поэта” (1837 год), с которым молодой Лермонтов вошел в литературу. Это стихотворение было написано после того, как он получил известие о смерти Пушкина, которая вызвала раскол среди дворянской интеллигенции. Одни защищали Пушкина и негодовали на Дантеса, другие, в основном в светских кругах, оправдывали убийцу. Ответом последним и стало стихотворение “Смерть поэта”, в котором Лермонтов обвинял представителей придворной аристократии, убивших поэта: А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! За последние шестнадцать строк Лермонтова обвинили в подстрекательстве к восстанию и сослали на Кавказ. Поэт без сожаления прощается с Родиной, надеясь “за хребтом Кавказа” творить, не опасаясь царя: Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ… На этом этапе Лермонтов полностью осознает свое предназначение и свою судьбу, связанную с ним. Об этом стихотворение “Пророк” (1841 год). В нем Лермонтов как бы продолжает пушкинского “Пророка”, который заканчивается тем, что пророк осознает свое предназначение “глаголом жечь сердца людей”. Лермонтовский же пророк бежит от людей, не понимающих его: Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья: В меня все ближние мои Бросали бешено каменья. Пророк вынужден бежать в пустыню от людей: И вот в пустыне я живу, Как птицы, даром божьей пищи… Но люди не забывают смельчака, бросившего им вызов, и даже спустя годы, когда пророк вынужден пробираться через город, старцы указывают на него детям, говоря: “Смотрите: вот пример для вас! Он горд был, не ужился с нами. Глупец, хотел уверить нас, Что бог гласит его устами!” Таким образом, Лермонтов – поэт-пророк появился не сразу, долгое время “творческая дума” зрела на сердце у поэта, прежде чем появиться на свет в стихах зрелого периода.
Полезные ресурсы
За что ругали Лермонтова(критическая статья)
Сайт, посвященный творчеству Лермонтова
