Результаты исследовательской деятельности группы "Хронологи" — различия между версиями

Версия 08:58, 25 декабря 2012

Содержание

1 Авторы и участники проекта
2 Тема исследования группы
3 Проблемный вопрос (вопрос для исследования)
4 Гипотеза исследования
5 Цели исследования
6 Результаты проведённого исследования

Авторы и участники проекта

Студенты университета

Тема исследования группы

Трактовка времени философов разных эпох

Проблемный вопрос (вопрос для исследования)

Что такое время? Как меняется трактовка времени у философов разных эпох?

Гипотеза исследования

Было выдвинуто предположение, что с появлением разных трактовок времени, философы к единому мнению так и не пришли

Цели исследования

1. Рассмотреть понятия "время"

2. Проследить как и в связи с чем менялась трактовка времени

Результаты проведённого исследования

1. Была создана google группа Хронологив рамках работы над проектом "Время как отношение бытия к небытию"

2. Ссылки по теме можно найти на сайте Бобрдобр

3. По теме была создана карта знаний

4. была создана вики-статья по теме исследования.

Определение "времени"

В толковом словаре русского языка Ожегова под временем понимается одна из форм (наряду с пространством) существования бесконечно развивающейся материи - последовательная смена ее явлений и состояний (вне времени и пространства нет движения материи).

Даль трактует время как среднюю длительность бытия; пространство в бытии; последовательность существования; продолжение случаев, событий.

Теперь хотелось бы сказать и об этимологических корнях "времени"

Этимология слова ВРЕМЯ

Самое таинственное, что есть на свете, – это время. Русское слово с этим значением – тоже очень трудно постижимая вещь. Понять так сразу и не получится.

Исконно русским было бы веремя, но это слово вытеснено у нас старославянским словом время. Мне кажется, что старославянизмы не следует считать заимствованием. Это наше родное. Мнение о том, что это не так – это или русофобия (злой умысел!), или невежество (глупость!).

Вернемся к началу. Существует мнение, что это слово звучало раньше как: WERTMENS. Этом, наверное, можно верить. И если бы это было правдою, то в таком случае это древнее слово разбиралось бы так:

WERT – то, что вертится, вращается, ну, или кружится,

MEN – люди или человек (раньше единственное и множественное числа никак не различались, не было таких категорий); или другое значение: нечто разумное.

Отсюда вывод: WERTMENS или в нынешнем звучании ВРЕМЯ – это то, что вращается вокруг людей (или отдельного человека). Или другой вариант расшифровки: это то, что вращается разумно, со смыслом.

Еще одна теория возникновения понятия время связана с чехами. Точнее с и произношением и написанием.

Слово время звучало почти так же, как оно звучит в современном чешском языке: WERMENO и означало следующую мысль: тот срок, который нам тайно отмерен. В самом деле: WER – это нечто тайное, скрытное (ВОР – тот, кто действует тайно! ВРАГ – тот, кто тайно приходит); ME – это нечто отмеренное; NO – для нас, по отношению к нам. Поначалу это произносилось в три слога: WER-ME-NO, на каждый из которых падало отдельное ударение и каждый из которых имел собственную интонацию. И лишь затем получилось одно слово.

Время у Зенона

Время относится к тем реалиям, которые издревле определяли смысловое поле человеческого мировосприятия. Отсюда множество мифологем времени (напр., миф о Кроносе, порождающем, а затем пожирающем своих детей). В греческой философии проблема времени была предметом рассмотрения еще у досократиков; первая формулировка парадоксов времени принадлежит Зенону Элейскому. В античности мы находим и первые попытки философского решения проблемы времени. Характер рассмотрения времени, способ включения его в систему других категорий мышления, так же как и основные интуиции времени, определяют самосознание различных культурно-исторических периодов.

Есть четыре рассуждения Зенона о движении, доставляющие большие затруднения тем, которые хотят их разрешить. Первое, о несуществовании движения на том основании, что перемещающееся тело должно прежде дойти до половины, чем до конца. Второе, так называемый Ахиллес. Оно заключается в том, что существо более медленное в беге никогда не будет настигнуто самым быстрым, ибо преследующему необходимо раньше прийти в то место, откуда уже двинулось убегающее, так что более медленное всегда имеет некоторое преимущество... Третье... заключается в том, что летящая стрела стоит неподвижно; оно вытекает из предположения, что время слагается из отдельных "теперь"... Четвертое рассуждение относится к двум разным массам, движущимся с равной скоростью, одна - с конца ристалища, другая - от середины, в результате чего, по его мнению, получается, что половина времени равна его двойному количеству" (Физика, VI, 9).

Первая апория - "Дихотомия" - доказывает невозможность движения, поскольку движущееся тело, прежде чем преодолеть определенное расстояние, должно сначала пройти его половину, а соответственно половину этой половины и т.д.: ведь любой отрезок можно делить пополам - и так до бесконечности. Другими словами, если пространственный континуум рассматривается как актуально данное бесконечное множество элементов, то движение в таком континууме невозможно мыслить, ибо занять бесконечное число последовательных положений в ограниченный промежуток времени невозможно. Строго говоря, движение при такой постановке вопроса не может даже начаться.

В основе апории "Ахиллес" лежит то же затруднение, что и в основе "Дихотомии": пока Ахиллес преодолевает расстояние, отделяющее его от черепахи, последняя пройдет еще один отрезок пути и т.д. до бесконечности. Таким образом, чтобы догнать ее, он должен занять бесконечное множество "мест", которые до тех пор занимала черепаха. В обоих апориях Зенон предполагает континуум делимым до бесконечности, но при этом мыслит эту бесконечность как актуально существующую.

В третьей апории - "Стрела" - философ доказывает, что летящая стрела покоится. Здесь предметом рассмотрения оказывается время. Зенон исходит из понимания времени как суммы неделимых моментов, неделимых "теперь", и соответственно пространства как суммы неделимых точек. Он рассуждает примерно так: в каждый момент времени стрела занимает определенное место, равное своему объему (ибо в противном случае стрела была бы "нигде"). Но если занимать равное место, то двигаться невозможно (движение предполагает, что предмет занимает место большее, чем он сам). Значит, движение можно мыслить лишь как сумму состояний покоя (сумму "продвинутостей"), а это невозможно, ибо сумма нулей не дает никакой величины. Таков результат, вытекающий из допущения, что пространство состоит из суммы неделимых "мест", а время - из суммы неделимых "теперь". Он показывает, что решить проблему изменения, движения с помощью атомистически конструированного континуума невозможно.

Четвертая апория - "Стадий" - по своим предпосылкам сходна со "Стрелой". Пусть по ристалищу, по параллельным прямым, с равной скоростью движутся навстречу друг другу два предмета равной длины и проходят мимо неподвижного третьего предмета той же длины.

Смысл апорий Зенона - в его стремлении доказать, что чувственный мир, или, как его называли греческие философы, мир становления, где все множественно, текуче и преходяще, не обладает подлинным бытием, которое едино, вечно, неизменно и неподвижно, всегда тождественно самому себе. Именно бытие, согласно Зенону, есть предмет научного знания; что же касается становления, то оно недоступно знанию и всегда остается предметом всего лишь мнения, столь же изменчивого и непостоянного, как и сам чувственный мир. Противоречия и парадоксы, возникающие при попытке мыслить движение, свидетельствуют, по убеждению Зенона, об иллюзорности множественного и изменчивого эмпирического мира.

Время у Августина

«Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко?», пишет Августин. Мы говорим о времени постоянно, мы измеряем его, мы знаем, что существует время прошлое, настоящее и будущее. Прошлое время – это то, что уже прошло, а будущее – это то, что еще не наступило. Но то, что прошло, уже не существует, рассуждает Августин, а то, что в будущем – еще не существует. Реально только то, что существует в настоящем. Но если бы настоящее не уходило бы в прошлое, то оно бы стало вечностью, чего быть не может. Тем не менее, мы измеряем время. Какое время мы можем измерить? Оказывается, что мы можем измерять время прошлое и время будущее, а время настоящее мы измерить не можем. Время прошлое мы можем измерить, потому что оно уже прошло и мы знаем сколько оно длилось, а время будущее мы можем измерить предположительно, в качестве нашего ожидания. Настоящее же мы измерить не можем, потому что оно не имеет длительности. Настоящее – это неуловимая грань между будущим и прошлым. Августин доказывает это убедительным примером. Он задает вопрос: может ли быть некий выделенный промежуток времени, например в сто лет, в настоящем? Нет, говорит он, настоящим может быть лишь один из ста. А может этот один год быть весь в настоящем? Нет, сейчас может длиться только один месяц из двенадцати. А из всего месяца может длиться лишь один день. И так до бесконечности дробя текущий промежуток времени, Августин приходит к выводу, что настоящее – это бесконечно малое мгновение, не имеющее длительности.

Получается удивительная вещь: времени прошлого и будущего, как мы уже говорили, не существует, а настоящее бесконечно мало, т.е. практически равно нулю, а это значит, что времени в это мгновение не существует также. Как же мы говорим о прошлом, которого не существует? И как мы говорим о будущем? Разве можем мы правдиво говорить о несуществующем? Значит, прошлое и будущее где-то все-таки существуют? Рассуждая таким образом, Августин приходит к мысли о том, что прошлое существует только как настоящее в нашей памяти. Да и будущее, о котором мы имеем смелость говорить, тоже существует как настоящее в нашем уме, как обдумывание того, что, по нашему мнению, должно произойти. «Совершенно ясно теперь одно,- говорит Августин,- ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего… есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – это непосредственное созерцание; настоящее будущего – его ожидание» [5].

Как же мы все-таки измеряем время? Ведь прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее не имеет длительности. И, тем не менее, мы измеряем время, как утверждает Августин, именно в настоящем, пока оно идет, пока мы его чувствуем. Пока оно движется из будущего через настоящее в прошлое. Августин опровергает мнение, что время – это движение тел. Что движение может совершаться лишь во времени, Августин согласен, но не наоборот. Он кропотливо с разных сторон пытается разрешить вопрос о том, как мы измеряем время. Как мы можем сравнивать длительности и говорить: этот промежуток времени длиннее другого. Мы не можем измерить звук пока он длится, ибо он еще не закончился, но когда он закончился, его уже нет. Как же мы его измеряем? Мы это делаем, приходит к выводу Августин, в нашей душе. Так же, как он утверждал, что время существует лишь в нашей душе, так и измерять время мы можем только в ней же. «Внимание, существующее в настоящем, переправляет будущее в прошлое; уменьшается будущее – растет прошлое; исчезает совсем будущее – и все становится прошлым» [6]. Только в душе существуют три времени. «Она и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает» [7].

Итак, блаженный Августин утверждает:

1). Время сотворено Богом.

2). Бог пребывает в вечности, которая есть отсутствие времени

3). Прошедшего и будущего, как таковых, не существует, а настоящее не имеет длительности.

4). Три времени существуют только в нашей душе: настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – это непосредственное созерцание; настоящее будущего – его ожидание

5). Измеряем время мы также только в нашей душе.

Таким образом, используя взгляды Августина на природу времени и вечности, мы можем говорить, что время это, выражаясь математическим языком, не прямая, а луч, имеющий начало. Если же учесть, что в Писании сказано о конце времен, то можно будет более точно сказать, что это отрезок. Так как Бог существует в вечности, то все времена находятся пред Его взором, и Он созерцает их все сразу. В нем есть вся полнота того, что было, есть и будет. Верующие люди непосредственно могут встретиться с Богом в настоящем, которое только истинно и существует, т.к. соприкасается с вечностью. Оно и есть окно в вечность. И в этом соприкосновении с Богом и вечностью люди могут изменять время.

Время у Платона

[1] пересматривает сами предпосылки, лежавшие в основании парадоксов Зенона: он отвергает понимание бытия как единого, не имеющего никакого соприкосновения с миром множественности и становления. Не случайно тема "единое и многое" становится центральной в диалоге Платона "Парменид": здесь он ведет полемику с элеатами и дает свое понимание соотношения единого и многого, которое предполагает установление связи между ними. Бытие и единое, согласно Платону, не суть синонимы, как это полагали Парменид и Зенон. Как показывает Платон, единому невозможно приписать никакого предиката, ибо всякое высказывание о нем уже делает его многим. Так, утверждая, что "единое существует", мы приписываем ему предикат бытия и, следовательно, мыслим: "два" - единое и бытие, а двоица - это начало множественности. "Единое, раздробленное бытием, представляет собой огромное и беспредельное множество" (Парменид, 144е). Отсюда Платон делает вывод: раз "существующее единое" уже не едино, значит единое не есть бытие, оно сверхбытийно. В качестве такового оно не может быть и предметом мысли. Ибо мысль о едином раздробляет его на "два". Единое, говорит Платон, непостижимо для мышления, предметом которого может быть только бытие. Однако в качестве сверхбытийного и непостижимого начала единое есть необходимая предпосылка как бытия (множественности), так и познания. Ибо множественность может быть только множественностью единых (единиц), и без единого оно превратилось бы в беспредельность, хаос, небытие. В свою очередь познание предполагает отнесение к единству, объединение многообразия в единстве понятия: "тождество единства и множества, обусловленное речью" (Филеб, 15d). Таким образом, будучи по ту сторону бытия и знания, единое составляет условие возможности того и другого. "Единое сущее", т.е. бытие, - это, по Платону, сфера умопостигаемых сверхчувственных идей, образующих соотнесенное множество - целостность идеального мира. Каждая идея несет в себе начало единства, поэтому Платон называет их "монадами" или "генадами" (Филеб, 15а-b).

Здесь возникает вполне естественный вопрос: как связано это рассуждение Платона с проблемой времени? Не ушли ли мы в сторону от нашей темы? Нет, не ушли. Ведь время представляет собой последовательность моментов, оно предстает всякий раз как движение от прошлого через настоящее к будущему. А всякая последовательность естьмножество. Стало быть, без понимания того, что такое множество и как оно связано с единством, мы не можем осмыслить и природу времени. Платон исходит из того, что как всякое множество, время не существует и не может быть мыслимо безотносительно к единому, ибо время есть такая реальность, в которой множество сопряжено с единым. А каким образом оно сопряжено?

Вот что мы читаем в диалоге Платона "Тимей", где он рассматривает проблему времени в контексте своей космогонии: "Когда Отец усмотрел, что порожденное им, это изваяние вечных богов, движется и живет, он возрадовался и в ликовании замыслил еще больше уподобить [творение] образцу. Поскольку же образец являет собою вечно живое существо, он положил в меру возможного и здесь добиться сходства; но дело обстояло так, что природа того живого существа вечна, а этого нельзя полностью передать ничему рожденному. Поэтому он замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вместе с ним творит для вечности, пребывающей в Едином, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем. Ведь не было ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо, но он уготовил для них возникновение лишь тогда, когда небо было устроено. Все это - части времени, а "было" и "будет" суть виды возникшего времени, и, перенося их на вечную сущность, мы незаметно для себя делаем ошибку... Тому, что вечно пребывает тождественным и неподвижным, не пристало становиться со временем старше или моложе... либо вообще претерпевать что бы то ни было из того, чем возникновение наделило поток данных в ощущении вещей. Нет, все это - виды времени, подражающего вечности и бегущего по кругу согласно закону числа" (Тимей, 37-38с).

Какие важнейшие моменты в рассуждении Платона мы можем выделить?

Во-первых, время было не всегда, оно сотворено демиургом вместе с космосом. Во-вторых, оно было создано с целью "еще более уподобить творение образцу". В-третьих, природа образца вечна, а этого нельзя полностью передать сотворенному, поэтому демиург создал подобие вечности, ее подвижный образ - время. Оно, в-четвертых, движется от числа к числу, таким образом подражая вечности своим бегом по кругу по закону числа. И, наконец, в-пятых, чтобы блюсти числа времени, демиург создал Солнце, Луну и пять планет [3].

   3 Отсюда Платоново выражение "орудия времени" по отношению к небесным телам (Тимей, 41е).

Создатель учения об умопостигаемом мире идей, принципиально отличном от чувственного мира, Платон впервые в истории философской мысли попытался дать метафизическое обоснование понятия времени, сопоставив его с вневременной вечностью. Время, таким образом, предстало как подобие вечности в эмпирическом мире становления и, стало быть, как нечто не только отличное от вечности, но и причастное ей. Не случайно Платон называет время "вечным же образом": время создано для того, чтобы по возможности уподобить творение-космос его сверхчувственному образцу.

При этом Платон обозначил "вечность" словом aion, которое раньше, у досократиков, означало "бесконечное время жизни" [4], прежде всего жизни космоса. У Платона же понятия (вечность) и (время) строго различаются: вечность есть образец, или прообраз, а время -только ее образ, который не может быть понят безотносительно к прообразу. Для обозначения вечного умопостигаемого бытия Платон употребляет и другое слово, так же как и образованное от наречия (всегда) - употребляются Платоном как синонимы, обозначающие вечносущее бытие, в отличие от временного бывания, т.е. становления. Вот таким образом у Платона при осмыслении природы времени сопрягаются множественное с единым: время не может ни существовать, ни быть постигаемым без связи с вечностью.

Мысля время соотнесенным с вечностью, Платон рассматривает его как категорию космическую: оно возникает вместе с космосом, явлено в движении небесных тел и подчиняется закону числа. Поскольку космос не вечен, а только создан по вечному образцу, то он может иметь также и конец своего существования; правда, как подчеркивает Платон, его может уничтожить лишь тот, кто его создал. Однако демиург, как полагает греческий философ, не может захотеть разрушить свое создание, потому что оно благое, а поэтому космос можно считать бессмертным [5]. То же самое можно сказать и о космической стихии времени. Вопрос о возможном конце времени, так же как и космоса, остается у Платона в сущности открытым: время, говорит он, "возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад" (Тимей, 38) [6].

Платоновское рассмотрение времени сквозь призму понятия вечности сохраняется на протяжении многих столетий в традиции платонизма и получает дальнейшее развитие в работах Плотина, Прокла, Ямвлиха, Симпликия и др.